Фигура-утёс чернильного цвета стояла на углу оживлённой лондонской улицы, мощённой неровными рядами булыжников, часть из которых уже давно раскрошилась. Совсем как зубы недавно упавшего замертво нищего, как раз подле ранее замеченной фигуры. Гниющий город жадно впитывал тепло остывающего тела, чуть вибрируя от переливов шарманки, что камнем на шее висела у огненно-рыжего крупного господина, а он только и знает себе, что утробно подвывает диковинной трескотне своей железной спутницы. Окружающий мир словно его не интересовал, отсутствующий взгляд был надёжно спрятан за полями чёрной и изрядно потрёпанной шляпы-цилиндра, и только веснушчатая рука-лапа, крутящая ручку шарманки, да непонятные слова, продиравшиеся сквозь густую медную бороду, говорили о том, что господин по-прежнему пребывает в мире живых. На дне обитого затёршимся бархатом футляра под шарманку мутно блестела мелочь, что наводило на мысли о попрошайничестве со стороны неизвестного, но мало кто из прохожих знал истинную причину, по которой столь внушительных размеров мужчина уже несколько дней стоит, как часовой, на одном и том же месте, лишь по ночам скрываясь в узких и скверно пахнущих подворотнях Лондона.
Никого не интересовали трупы выпотрошенных детей-попрошаек, все только вздыхают с облегчением, воображая, как никто не хватается за полы их начищенного пальто и не топчет лакированные ботинки. Но стоит бесследно исчезнуть чаду кого-то из обладателя этих, несомненно, бесценных ботинок, и весь мир готов перевернуться с ног на голову, сделав кульбит ушами.
Рыжий исполин всё вертит ручку от шарманки, пока из едва успевшего остановиться кэба выбегала, вся красная и в слезах, миссис – носительница почитаемой лондонской фамилии.
– И вот на третий день на зов
Заходит в Гамельн Крысолов…
Земля всегда полнится различными слухами, иногда людская молва о чём бы то ни было пересекает моря и океаны, чего уж говорить о такой гнусной сошке, как Лондон, населённой глупыми и болтливыми человечками. Всё, что нужно было делать – это стоять и внимательно слушать, чтобы узнать то, что знать было необходимо для душевного спокойствия. Мужчина запел чуть громче, глумливо вторя разбитым рыданиям женщины, упавшей на грудь своему мужу, но слова человека в чернильно-чёрном плаще по-прежнему могли услышать только те, кто хотел их слышать.
Вот только всем хотелось знать о горе, из-за которого женщина впала в крайнюю степень отчаяния. И зря.
– Дудка песню волшебную громко поет.
Всех детей за собою к воротам зовет.
И бежит детвора, словно бурный поток,
По дорогам стучат сотни маленьких ног…
О том, про кого велась речь в песенке под незатейливый, но словно бы предостерегающий, напряжённо-жужжащий аккомпанемент, рыжий человек не слышал уже давно, ни из одних уст, кроме своих собственных. И ни одни уши, кроме его же собственных, не хотели слышать о Гамельнском Крысолове, а потому человек, который, на деле, был и не человеком вовсе, позволил себе услышать то, что ему хотелось и додумать всё так, как ему хотелось. А тем временем, всем было интересно, что случилось с прелестной дочкой и что известно полиции, все были озабочены успокоительными средствами для убитой горем матери, которая и так находилась в предобморочном состоянии. Люди на протяжении сотен лет распыляли своё внимание не на то, что нужно, снова и снова выставляя себя круглыми дураками, не достойными зваться детьми своего Отца.
– Вслед за палой листвой уносились года.
Город Гамельн осиротел навсегда…
Шарманка надтреснуто выплюнула последний звон, прежде чем умолкнуть. Иссиня-чёрный истукан отмер, медлительно повернув голову в сторону удаляющейся вглубь приличного дома стайки обеспокоенных людей, и тонкие обветренные губы сломались в кривой усмешке. Нашли дитятку. Не в том состоянии, в каком хотелось, отсюда столько истерик и слёз. Словно продираясь сквозь кисель, человек нагнулся, чтобы вытащить из футляра собранную мелочь, сунуть её в карман, а в алый бархат, как в ведро натёкшей с перерезанного горла крови, любовно опустить шарманку. Тот, кто некогда был наречён Бегемотом, по-кошачьи оскалился, почтенно приподняв шляпу вдруг налетевшей на него хрупкой девушке в компании кавалера, а за поворотом буквально растворился в воздухе, сделавшись мимолётной тенью от наплывшего на вечернее солнце облака.
Бегемот выплыл неповоротливым айсбергом из стремительно сгущающейся тени и двинулся против пока ещё теплого ветра, навстречу оградительным воротам пансиона, откуда, согласно слухам, гуляющим средь сильных мира сего, сбежала уже третья девушка, и благополучно была найдена, хоть и мёртвой.
Отредактировано Baird Duncan (2016-05-14 07:24:11)